Все мы помним чёрно-белые фотографии, рассказывающие о горе, ужасах и трагедии блокады Ленинграда. Но у этого страшного времени есть и другая сторона, и она свидетельствует о сострадании, о прощении и жертвенности.
Галина Максимовна Лукина родилась в 1934 году, на момент начала войны жила в Гатчине. Папу забрали сразу и убили в первый же месяц. Фашисты наступали стремительно, этого никто не ожидал, и однажды мать буквально схватила дочку в легком платьице и бегом на вокзал. Успели на поезд до Санкт-Петербурга, уже последний. Жили у разных родственников, а так как дома часто разбирали на дрова, вынуждены были переезжать с места на место. Так и оказались в большом деревянном доме на пересечении пр.Мечникова и Пискарёвкого.
Летом 1943 года напротив дома, на большом поле, разместили пленных немецких солдат, человек сто. Дети спокойно к ним подходили, учились отдельным немецким словам, сами учили русскому языку. Маленькую Галину часто держал на коленях один немец, качал. Наверное, скучал по своему родному ребёнку.
В памяти такая картина: к крыльцу их дома с котелками вереницей подходят пленные солдаты, молча стоят, понурив голову, пока женщины наперебой их коростят, изливают свою боль. Потом всё затихает, и солдаты потихоньку расходятся, но у каждого в котелке оказывается какая-то еда: картошина, кусочек хлеба. И это при том, что жильцы дома сами голодали.
Ярким примером всепрощения можно считать такой случай. У одной соседки был малюсенький кусочек земли под окном, и ночью пленные немцы выкопали на нём всю картошку. Галина Максимовна и сейчас ясно видит мужиковатую крупную женщину, как в высоких сапогах она в ярости бежит на поле, где недалеко от немцев крутятся дети, кричит прерывающимся голосом. Офицер охраны выхватывает пистолет, всех выстраивает в шеренгу и вымученно кричит ограбленной хозяйке: «Давай, давай покажи любого, сразу пристрелю!» Дети замерли, пленные стоят, потупив головы. Пауза. Женщина устало машет рукой и медленно возвращается в дом. Впереди голодные дни.
Ещё Галина Максимовна ясно помнит, как на Троицу 1944 года, когда потеплело, вдруг со всех сторон города на рядом расположенное Богословское кладбище потянулись люди. После зимы они казались такими нарядными. Бывшая хозяйка их большого дома, в котором теперь жило множество семей, а сама она ютилась в одной из комнатушек, стояла на улице и ломала ветки со своего куста сирени, раздавая их проходящим помянуть родственников. На фоне своих детских воспоминаний уже в зрелом возрасте Галину Ивановну просто «резануло» такое сообщение: когда советские войска выбили немцев из Чехословакии, покидая местный город, один из солдат залез в чей-то садик и наломал сирени. Хозяйка устроила скандал и побежала жаловаться. Русского воина показательно застрелили.
Высшие человеческие качества проявлялись повсюду: оледеневшие конечности у ослабевшей Галиной мамы растирала бывшая хозяйка дома Надежда Степановна: если бы не этот регулярный массаж, мать бы не поднялась. Соседи, у которых были маленькие земельные наделы, делились своим скудным урожаем. Иначе — голодная смерть.
Конечно, были и другие проявления. В доме жили две Гали — наша маленькая и вторая по прозвищу Галя-воровка, из-за неё на кухне ничего нельзя было оставить. Да и маму Галины Максимовны назначили управхозом после того, как посадили семерых предшественников на этой должности — чтобы прокормиться, они незаконно продавали квартиры умерших жильцов. Но это Галина Максимовна считает мелочью, чем-то неважным на фоне тех, как ни странно, светлых воспоминаний, что сохранила ее память.
Вот сейчас мы ищем детям репетиторов, нанимаем учителей. А Галина Максимовна помнит, как её, 10-летнюю девочку, начал обучать рисованию почти 80-летний «друг»- скульптор. За Пискарёвским мостом располагалась немецкая слобода, после начала войны всех выселили, но несколько семей не тронули, разрешили остаться. Среди этих обрусевших немцев был скульптор Леонид Владимирович Шервуд. Когда уроки рисования не принесли результатов, за девочку взялась его дочь Ирина Леонидовна и стала учить игре на фортепиано. Несмотря на бомбежки и смерти вокруг, в большом доме скульптора звучала музыка, и совсем скоро маленькая ученица уже аккомпанировала скрипочке его внука Лёвке.
Память ясно сохранила и такое светлое событие. Однажды в грязи с подружкой нашли окаменелую ириску. Долго отмывали, а потом встали друг напротив друга и стали лизать с разных сторон по очереди. Какое утешение голодным детям!
Пойти на службу не позволяет здоровье, но смотрят с супругом богослужение по телевизору. Просит передать всем батюшкам и прихожанам поклон. Вспоминает, как была в силах и приходила в воскресную школу.
До сих пор Галина Максимовна помнит и молится обо всех своих соседях. Про блокаду рассказывает спокойно, и сама удивляется, почему недавние события путаются, а вот военное детство помнит прекрасно, в мелочах. Быть может, чтобы поведать о нём нам.
